Длинной бесконечной колонной армия шла по трассе Харьков-Ростов и растянулась на несколько километров. До Изюма войска сопровождали гаишники, разгоняя гражданский транспорт, дальше, после Изюма — милицию сменяли десантники на УАЗах, облепленных стальными пластинами, с пулеметным расчетом вместо задних кресел. Старые зиловские тягачи с «саушками» на колесных платформах карабкались на изюмский холм и почти останавливались, когда дорога уходила сильно вверх, но водители поддавали газа, и «ЗИЛы» с оглушительным ревом ползли дальше и «саушки» слегка покачивались, и сбившиеся на обочине гражданские фотографировали этот долгий подъем армии на свои телефоны.

Армия шла и шла, все выходные и особенно в понедельник до глубокой ночи — в последний день перемирия, продолжения которого из военных почти никто не хотел. На главную базу АТО под Изюмом — в 20 км от Славянска — тянулись БТРы, грузовики с боеприпасами, автобусы с солдатами, старые «Ураганы» — установки залпового огня, помнящие, наверное, и Афганистан, и даже улицы Праги. И без всяких официальных заявлений становилось ясно, что этот худой десятидневный мир доживает последние часы.

Самый близкий к Славянску «блокпост» армии — «Рыбхоз» — повстанцы атаковали двумя танками в субботу. Два солдата были убиты, еще двое ранены. Но боевики ДНР отошли, не став закрепляться, говорят, устроили разведку боем — и этот блокпост армия сохранила. В тот же день нацгвардейцы рассказали, что за время перемирия армия Гиркина разрослась с полутора до пяти тысяч человек, в наличии у них уже около полсотни танков, системы залпового огня, БТРы и десантные машины. Кроме славянских повстанцев усилились и другие группировки, разбросанные по области, со своими полевыми командирами.

С отцом Андреем мы выехали в сторону «Рыбхоза» рано утром в понедельник. Военные отправлялись на объезд позиций — журналисты ехали следом. Молодой усатый с загорелым лицом священник-униат был в черном «броннике», надетом поверх камуфляжа, на голове бейсболка. Кто не знал, думал, что он офицер — то ли из-за усов, то ли потому, что не носил оружия. И я подумал так же. С красной повязкой на руке капеллан сел в нашу пресс-машину: «С Богом» — он перекрестился.
— Какие прогнозы — колонна доедет? — спросил я его, приняв за офицера.
— Откуда же знать, — сказал он и с силой сомкнул ладони.
— То есть как? Вы, наверное, должны знать лучше.
— Вы шутите.
— Совсем нет.
— Почему вы сами без бронежилета? — спросил капеллан, все так же беспокойно сжимая ладони.
— Он в багажнике.
— Глупо это. Наденьте сейчас.
— Священник знает лучше, — сказал кто-то из коллег.
Машина помчалась с холма по зеленке. Отец оглядывался по сторонам, где лесополосы разрезали поля еще не расцветшего подсолнуха — посеяли их еще до войны. В камуфляже священнику было совсем неуютно. Только сейчас я заметил небольшой крестик у него на броне.
— Я уже десять лет при армии, — охотно заговорил отец Андрей. — Получил образование в Киеве — и в армию.
— Плохо работаете, раз война.
Капеллан улыбнулся.
— Кстати, у вас в России, по-моему, с две сотни военных священников, — сказал он мне после паузы.
— Работают еще хуже, — сказал наш водитель.
— Ужасная война, — сказал молодой священник.
— А с вами интересно, отец.
— Я могу помолиться. Но, наверное, не могу давать вам интервью, нужно разрешение начальства, — сказал капеллан.
— А кто ваше начальство, отец?
— Ну надо хотя бы через пресс-службу.

На блокпосту «Долгенькое» молодые жилистые десантники в тельняшках чинили «бронеуазик». На двух машинах они должны встретить в Изюме и сопроводить до базы колонну грузовиков. Хотя днем вылазки повстанцев, говорят, почти не случаются — атакуют ночью из зеленки. Пересаживаюсь к десантникам. Пулеметчик накидывает гимнастерку и садится в кресло расчета — разворачивая дуло назад. Из-под брюха УАЗа вылезает угрюмый водитель — парень в потертых очках-авиаторах.
— Езжайте уже, пацаны, — кричит им с блока человек с автоматом. — Изнасиловали всю машину.
— За чем следили, товарищ полковник?
— Я слежу, блин, за тобой, Павликом и твоими дружками. Давайте уже на … отсюда.
— Вообще он ментовской, конечно, полковник, — сказал мне водитель в очках. — А у нас свой командир.
— Ну а кто их сейчас разберет, — сказал пулеметчик. — Одни начальники. Всякие разные.
— … их всех. Сепараты наших бьют, а мы молчим. Какое, мать твою, перемирие.
— Ты так не говори лучше про мать, Ян, — сказал пулеметчик, повернувшись. — Зачем так.
— Тоже покомандовать хочешь? — водитель перекинул автомат с бока на живот.
— Ты не нервничай, Ян.
— Жили спокойно. Никого же не трогали…
— Дуйте уже отсюда!
— …а пришли эти черти майдановские. Теперь, сука, нам начальники.
— Ты заснул там, что ли, але!
— …всех бы к стене.
— Эй, я тебе говорю!
— Поехали уже, Ян!
Ян вдавил педаль в пол. Громыхая стальными панелями, УАЗик погнал по шоссе. Через узкие щели в лобовой броне была видна направляющая машина. Пулеметчик в ней не сидел как в нашем «бобике», а стоял, на ходу поворачивая дуло то в правую лесополосу, то в левую.
— Не любите нацгвардию?
— Никого не любим, — коротко ответил Ян.
— А хто ее любит? — сказал пулеметчик. — У нас в Николаеве люди вообще не очень за Майдан были. Майдан сделал так, что теперь ваш Путин против нас воюет.
— Лысый черт, — сказал Ян. — Мать его так. — Пулеметчик вздохнул при упоминании матери, но ничего уже не сказал.
— Ну а россияне что говорят, народ вообще? — сказал он. — У моей семьи там куча родственников, друзья. Но после всего, что началось, уже почти не общаемся.
— А что так?
— Да они какую-то хрень несут: сначала предлагали уезжать в Россию, чтобы нас бандеровцы, говорят, не порезали. Потом когда отец сказал им, что нет в Николаеве бандеровцев, сказали, что бандеры мы сами.
— Ты ответь, хотят ваши войны с нами или не хотят? — сказал Ян.
— Потому что Путин ваш — ладно. А вот люди-то что, россияне? — добавил пулеметчик.
— Хотят или не хотят?
— Народ против войны, — соврал я. — Конечно, против.
— Я так и думал, — сказал пулеметчик. — Простые люди все понимают.
— Значит, братья мы еще.
— Ну, Ян, россияне, украинцы, мы же не можем друг с другом, — говорил многословный пулеметчик.

Водитель Ян достал сигарету и зажег от прикуривателя. «Бобик» с пулеметной установкой подъезжал к следующему блокпосту.
Все выходные и первые дни после возобновления АТО по Изюму ходили слухи о возможном наступлении сил ДНР на город. Слухи о готовящейся атаке на военную базу сопровождались сообщениями о диверсионных отрядах повстанцев, минирующих железную дорогу в Донецкой и Харьковской областях (за неделю подорвали три моста). В день, когда перемирие было прекращено, пришли вести из Святогорска (поселок в пригороде Славянска, контролируемый военными, здесь же размещен 15-тысячный лагерь беженцев), в который якобы смогла прорваться группа боевиков. Позже информацию эту опроверг мэр Святогорска Дзюба.

При всем этом усиление пришло на все армейские блокпосты. На подъезде к Изюму со стороны Славянска — бойцы внутренних войск и прикомандированные сотрудники милиции в униформе британских пехотинцев. Амуницию эту военным доставляют волонтеры — новые шлемы, бронежилеты, камуфляж с маленьким флагом королевства на левом рукаве. Кто-то, я видел, удаляет эту деталь и вместо британских крестов появляются желто-синие нашивки, но многие не задумываются над этим, казалось бы, пустяком и ходят в форме как есть. В ней ходят украинские солдаты и офицеры, расформированные беркутовцы и нынешние десантники, милиционеры и нацгвардейцы, носят на рукавах этот крохотный флаг, непременно превращающий их в эфире российского телевидения в «наемников НАТО».
— Та херня, буду еще заморачиваться, — говорит Тарас, лейтенант киевской милиции, на изюмском блокпосту. Рядом с нами еще несколько молодых солдат с сильно загоревшими лицами и руками, сидят на шинах. — Перешивать ради Киселева, что ли?
— А в кроссовках вообще удобно? — говорю.
— Да отлично! Как человек.

В модной британской форме солдаты проверяют документы у въезжающих в город. Мне хочется поснимать эту красоту — военных в укороченных брюках, носках, кросовках, черных футболках и новых «бронниках», но один из вэвэшников оказывается срочником из Донецка. Лучше не рисковать.
— Всю зиму нас держали на Банковой, — говорит, закуривая, 22-летний Саша из Донецка. — Защищали Янука от Майдана. Теперь защищаем Майдан от Янука.
— Приказы не обсуждают, — сказал Тарас. — Мы вийсковозобовязанные — как это российскою? Военносвязанные?
— Военнообязанные, — сказал Саша. — А что Россия так чемпионат продула?
— Мы раньше всегда за Россию болели, когда сами вылетали, — сказал Тарас. — Как по привычке.
— В России тоже, наверное, так болели, — сказал Саша.
— А сейчас — что?
— Ну, как сказать, — сказал Тарас, — как теперь можно?

Несмотря на близость военных действий, сам Изюм живет, кажется, без перемен. Сотрудники гостиниц при заселении буднично советуют не гулять ночами, а участок милиции, если что, рядом с круглосуточным винно-водочным магазином. Еще одно круглосуточное окно продажи — через сто метров, слева от автовокзала. В центре Изюма несколько лет не ремонтировали дороги, а через тротуарные плиты на главной площади проросла трава. Местные шутят, что в очередную весну у Изюма появится свое футбольное поле. Но главная перемена, как рассказывают местные, с городом уже произошла — в кризис закрылся завод оптического оборудования (очки, фото, видеолинзы, прицелы). Предприятие некогда всесоюзного значения совсем зачахло при Януковиче. После закрытия завод разобрали до фундамента, и многие стали ездить на работу в Харьков. Украинские коллеги говорят, что Изюм мог бы стать вторым Славянском, если бы не пришли военные. Здесь митинговали за так и не состоявшуюся «Харьковскую народную республику», требовали федерализации, самостоятельности или сразу — присоединения к России. Но с началом АТО город завесили украинскими флагами, в желто-синие цвета закрасили облупившиеся заборы и остановки. А косметический эффект усилили военные начальники, приезжающие в Изюм на пресс-конференции. Днем по городу пылит техника и гуляют солдаты, но только ночью, когда не видно ни флагов, ни генералов, получается рассмотреть настоящий Изюм. У популярного клуба «Голливуд» собираются толпы молодежи, коротко стриженные парни в шлепанцах ведут на танцы девушек в коротких шортах. Внутри — ухают хиты «Русского радио», а в день окончания перемирия ведущий этой дискотеки каждые двадцать минут ставит «Офицеров» Олега Газманова. «Офицеры-россияне, пусть свобода воссияет, за Россию, за свободу до конца-а-а!» — разносится по всему центру. Все так же работает круглосуточное окно, а здание милицейского участка охраняют автоматчики.

Павел КАНЫГИН, "Новая газета"