Такое мнение высказал государственный советник юстиции 3 класса Борис Тимошенко.
Тимошенко
напоминает, что для того, чтобы доказательства были признаны
допустимыми, они должны быть получены уполномоченным на это субъектом.
Мельниченко не являлся субъектом, уполномоченным на прослушку президента.
Второе
требование состоит в том, что фактические данные должны быть получены
из известного проверенного и не запрещенного законом источника. Кабинет
президента, другие помещения его резиденции, его дача, по словам юриста, не являются разрешенными законом объектами для прослушки не уполномоченным на то лицом.
В своей статье для Зеркала недели. Украина
автор обращает внимание, что если Мельниченко не являлся уполномоченным
лицом, то по определению не могут выполняться требования номер 3 и 4, а
именно соблюдение установленного законом порядка получения данных и
надлежащее оформление этого процесса.
«Звукозапись получена с
нарушением требований закона, что влечет признание ее недопустимым
доказательством и исключение из судебного рассмотрения. В соответствии
со ст. 62 ч.3 Конституции Украины обвинение не может основываться на
доказательствах, полученных незаконным путем, и на предположениях о
«крайней необходимости», - констатирует Тимошенко.
Схожие соображения в интервью Фокусу высказала Валентина Теличенко, представитель Мирославы Гонгадзе:
Если бы прокуратура хотела использовать записи в качестве
доказательств, она должна была бы ещё несколько лет назад возбудить
уголовное дело против майора Мельниченко по статье, скажем, «Превышение
власти». Необходимо исследовать происхождение записей. Если бы
подтвердилось, что записи сделаны именно Мельниченко, ему следовало бы
предъявить обвинение и передать дело в суд. Если бы суд решил, что у
Мельниченко имелись достаточно веские основания пойти на преступление и
записать разговоры президента для последующей борьбы с преступной
деятельностью, то суд должен был бы оправдать Мельниченко, а записи в
этом случае можно было использовать в качестве доказательств.
Дальше
следовало детально исследовать все обстоятельства преступных действий, о
которых говорится в записях, проверять всех фигурантов разговоров.
Именно этого больше всего и боялась власть. Следовательно, Мельниченко
позволили делать всё что угодно, лишь бы не стало понятным происхождение
записей, чтобы уйти от необходимости оценивать разговоры в кабинете
президента о банке «Славянском», о незаконном использовании налоговой, о
том, как «работали» с судьями. Факт, что разговоры бывшего президента записывались доказан, поскольку участники разговоров себя узнали. Даже Кучма не
возражает, что на плёнках звучит его голос, и неуверенно подтверждает:
подобные разговоры были. Но недостаточно только подтвердить факт
записывания вообще, важно установить, что записи были сделаны именно
так, как утверждает Мельниченко, и не подвергались редактированию. Сам
майор до сих пор не передал следствию первые носители записей и
устройства, которые он использовал в кабинете президента. Я это знаю
точно, так как ознакомлена с постановлением об отказе в возбуждении дела
против Мельниченко на основании того, что невозможно доказать, будто он
что-то записывал в кабинете президента. Кстати, это постановление
сейчас отменено, и следователь должен определиться, есть ли основания
возбуждать уголовное дело. А то, что Мельниченко постоянно делает акцент на очной ставке, – это
игра на публику. Ну что можно проверить или опровергнуть в ходе очной
ставки? Чтобы Кучма подтвердил: да, в его охране действительно был такой
майор Мельниченко, который за ним чемоданчик носил? Также майор говорит
ерунду о том, что экс-президент не имеет права отказываться от встречи с
ним в кабинете следователя. Согласно 63-й статье Конституции Кучма
имеет полное право вообще не давать никаких показаний и не участвовать в
очных ставках.
