Запад не с сегодняшнего дня имеет проблемы с Афганистаном. Уже 170 лет назад Британская империя потерпела там первое поражение в своей истории.

Смотритель со стен британского форта в Джелалабаде увидел вдали одинокого всадника тащившегося по равнине. Человек в обморочном состоянии ехал в направлении главных ворот, еле держась на утомлённой лошади. Окровавленная и рваная форма указывала, что это офицер. Это был полдень 13 января 1842 года. Весь гарнизон находился в ожидании новостей от передвигающейся из Кабула армии Инд. Солдаты уже несколько дней с тревогой смотрели на запад, откуда должны были добираться их товарищи. Нетерпеливые солдаты сразу же стали задавать кучу вопросов измученному несчастному: «Кто ты? Из которой части? Есть у тебя новости из армии, марширующей из Кабула?»

«Армии уже нет, — заявил, представив себя как Уильям Брайдон, хирург из армии Инда. — Пропала. Все погибли. Я остался один.»

Среди тех, кто слушал реляции спасённого, был капитан Юлиюс Брокман, который так описал это событие: «Трудно без злобы в сердце писать о судьбе, которая постигла силы, марширующие из Кабула. Армии нет. В живых остался только один человек. Остальные были вырезаны до последнего». Вскоре до Лондона дошло известие о гибели более 16 тысяч британцев на 140 км  маршруте между Кабулом и Джелалабадом. Брайдон чудом выжил, а его одинокое возвращение на изнурённой лошади стало символической темой викторианской картины «Остатки армии» Элизабет Батлер.

Большая игра

Начиная с первого десятилетия девятнадцатого века, несколько поколений британских военных и дипломатов, жили в убеждении, что Санкт-Петербург, начиная экспансию в направлении центрально-азиатских ханств, хочет проглотить жемчужину в короне империи, то есть Индию. Две величайшие в то время на земле державы, вели необъявленную войну в Центральной Азии, и их соперничество вошло в историю как «Большая игра». В широкий оборот это название было введено британским писателем Редьярдом Киплингом — бардом Британской империи. Лондон нервно реагировал на действия России ещё в то время, когда первые посланцы царя появились при дворах эмиров Бухары и Хивы.

Настоящая паника началась, однако, когда Санкт-Петербург начал предпринимать дипломатические подходы по отношению к Кабулу и Герату — двух главных ворот, ведущих в Индию. В результате очередные губернаторы правящие субконтинентом были почти болезненно чувствительны к любой русской деятельности в Афганистане, а Британская Ост-Индская компания старалась поддерживать дружественные отношения с последовательными правителями Кабула. Тем не менее, русские напирали всё больше и больше на юг.

Искрой, которая привела к началу первой афгано-британской войны, послужил поляк на службе у царя — капитан Ян Виткевич. В молодости он был приговорён к каторге за участие в антицарском заговоре. Когда срок по приговору окончился, Виткевич вступил в армию и со временем стал тайным эмиссаром императора в мусульманских эмиратах в Средней Азии. 21 апреля 1838, афганский правитель Дост Мохаммад принял Виткевича со всеми мыслимыми знаками уважения и дружбы в своей кабульской резиденции. Этот визит вызвал шок и возмущение, сначала в Калькутте, а затем в Лондоне. Дост Мухаммед считался сторонником Россия, который при первой же возможности откроет для царской армии перевалы ведущие в Индию.

Приходящий триумф

Почти через год после аудиенции Виткевича у эмира британские войска вошли в Афганистан. Быстро заняли Кандагар и Кабул, и посадили на трон своего сторонника шаха Шуджа Дуррани. Дост Мухаммед покинул столицу, но вскоре попал в плен. Похоже, следующий имперский триумф. Первоначальный план предполагал быструю эвакуацию армии Инда. Однако, Шуджа не получил никакой симпатии соотечественников, которые презирали его, как марионетку иностранцев. Оккупация затянулась. Чтобы чувствовать себя как дома, офицеры привезли в Кабул своих жён и детей. В закрытых анклавах, где они жили, были введены истинно английские развлечения — от крикета, до скачек и игры в поло.

Афганцам стало ясно, что вопреки ранним заверениям «красные мундиры» скоро не уберутся. История Афганистана учит, что спокойная атмосфера Кабула обманчива, а оккупанты должны особенно внимательно следить за провинцией. В 1842 году, после почти двух лет оккупации, враждебность по отношению к британцам росла из месяца в месяц. Первым это заметил посланник Ост-Индской компании майор Генри Роулинсон, который писал в своём отчёте: «Настроение становится всё более враждебным. В каждом уголке страны муллы подстрекают верующих против нас. Племена на севере готовятся к всеобщему восстанию». Более того, офицеры армии Инда всё чаще считали Кабул своим городом. Гонялись за местными женщинами, несмотря на то, насколько пуштуны чувствительны в вопросе чести.

Ситуация созрела для взрыва. В ноябре в столице начались волнения, местные — усиленные информацией о приближающихся к городу войсках сына Дост Мухаммеда, Акбар Хана — начали окончательную расплату с иностранцами. Бои на улицах города были жестокие, многие офицеры погибли, были буквально разорваны разъярённой толпой. Британцы укрылись в казармах расположенных недалеко от Кабула. Продолжающаяся более месяца осада изнурила солдат физически и морально. Запасы продовольствия кончились. Поэтому генерал Эльфинстоун достиг соглашения с посланниками Акбар Хана, чья армия насчитывала уже 30 тысяч человек. Британцы обязались оставить Кабул и вернуться в Индию, при условии, что афганцы нарантируют им безопасный проход через горные перевалы.

Удивительно то, что генерал Эльфинстоун согласился на такой рискованный договор. Начальники и общественное мнение позже обвинили его в наивности и даже глупости. В конце концов, он не был неопытным офицером, который легкомысленно повёл своих людей на несомненную гибель. Как ветеран наполеоновских войн и герой Ватерлоо он показал личное мужество и опыт, приобретённый на полях боя в Европе. Но способ борьбы афганцев, их партизанская тактика и горная местность стали причиной того, что опыт наполеоновских кампаний был абсолютно бесполезен. Эльфинстоун, привыкший к джентльменскому военному кодексу офицер, был также совершенно не готов к службе в месте, где честное слово ничего не значит, а проступок был таким же эффективным оружием, как мушкет.

Призраки на перевалах

В соответствии с соглашением от 6 января 1842, 16,5 тыс. британцев отправились утром из Кабула. Целью этой длинной колонны военнослужащих, их жён, детей, нянек, поваров и слуг был отдалённый на 140 км гарнизон в Джелалабаде. Вопреки договору Акбар-хан не прислал никакого эскорта, не было ни еды, ни топлива.

Маршрут, которым они шли, напоминает штопор. Колонна медленно продвигалась бесконечными серпантинами в сторону Хаберского перевала. Основные силы направились к Хурд-Кабульскому ущелью, где был создан первый лагерь. Арьергард прибыл через несколько часов. В дневнике леди Флорентины Сейл, воспоминания которой являются бесценным свидетельством геенны, которую пережили как гражданские лица, так и солдаты, мы читаем: «В лохмотьях и с большими потерями, с обожёнными от пороха лицами стали говорить о невидимом враге, который появляется из ниоткуда». Скальные стены ущелий, полные уступов и разломов, были идеальным укрытием для афганских стрелков. Узкая горная тропинка замедляла марш обременённых снаряжением людей. Эхо выстрелов отражалось в сотни раз, создавая впечатление, что враг везде.

На фоне цвета хаки (пыль на языке дари), то есть цвета скалистых гор и пустынных, покрытых пылью равнин, красные мундиры являлись хорошей мишенью для пуштунских стрелков. Британцы также несли большие потери из-за сброшенных сверху острых камней. Те, кто позволял себе подпустить афганцев в ночи, падали жертвой долгих афганских ножей. Генерал Колин Маккензи, который служил в Западной Индии, писал: «Афганцы являются одними из лучших стрелков во всей Азии. Привыкшие к оружию с детства, состояние войны они считают обычным явлением. В родных долинах знают каждый камень, среди склонов становятся почти невидимыми, как призраки».

8 января колонна британцев вошла в ущелье между отвесных скал Хурд-Кабульского. Люди были голодные, промерзшие, а снег вызывал снежную слепоту. «Многие солдаты слишком озябли, чтобы бороться. В лагере возникают ссоры с офицерами. Запуганные артиллеристы стреляют без приказа. Афганцы открывают огонь неожиданно. Сверху они видят нас с одного взгляда», — писала леди Сейл, которая вскоре была ранена в руку и попала в плен. В этот день в ущелье Хурд погибли 3 тысячи британцев. Колонна продвигалась дальше. Доктор Брайдон в докладе, который он сделал после своего возвращения в Индию, писал: «Запасы были разграблены. Не было ни палаток, ни одеял. Температура упала ночью более чем на десять градусов ниже нуля. Женщины и дети замерзали насмерть, засыпая на голой земле. Туземцы безжалостно убивали оставшихся. Замёрзшие трупы отмечали маршрут нашего похода». По оценкам доктора, 10 января осталось в живых только лишь несколько тысячь солдат и три тысячи гражданских лиц.

Акбар Хан всё время обманывал Эльфинстоуна, объяснял, что он не имеет никакого контроля над местными вождями. Некоторое время. Во время личной встречи занавес упал. Разговаривая с британцами по персидски, Акбар Хан, в стороне обратился к своим людям в пушту, приказав им взять всех в плен. Только одному доктору Брайдону, находящемуся в этой группе удалось сбежать от опасности. Убегая, однако, он получил удар по голове длинным кинжалом: «Если бы не экземпляр моего любимого «Blackwood's Magazine», который в сложенном виде я воткнул под шапку, я бы несомненно погиб», — писал он позже.

Армия Инда осталась без руководства, ночью последовал конец. Только горстке самых хитрых удалось добраться до выхода из ущелья. На следующий день в полдень истощённый доктор Брайдон приблизился к форту в Джелалабаде. Ещё в течение многих ночей в главных воротах форта были разведены большие костры, а трубачи играли сигналы каждый час, чтобы показать дорогу уцелевшим. Но никто больше не пришёл.

Последний акт драмы был сыгран 13 января в селе Гандамак, расположенном всего в 15 километрах от Джелалабада. Дезориентированные солдаты бывшего 44-го пехотного полка заняла близлежащий холм в надежде, что им удастся выжить и обратиться за помощью. Преследующие их пуштуны хотели довести дело до конца. Последовал рукопашный бой. Британцы воевали в штыки. Афганцы не хотели брать пленных, более 50 человек погибли таким образом, до последнего. В плен попал только капитан Джеймс Саутер. Сегодня в его честь названа база британских войск под Кабулом — Лагерь Саутер (Camp Souter). Героическую оборону британцев в селе Гандамак Уильям Барнс Уоллен представил в картине «Последний бой 44-го пехотного полка», а её отголоски отражаются по сей день.

Почти полтора века спустя, английский антрополог доктор Андре Зингер влез на то же возвышение и нашёл кости убитых. Местные горцы сказали ему, что раньше здесь появлялись его соотечественники, чтобы отдать дань уважения павшим. В 2010 году шотландский историк Уильям Далримпл в репортаже для «Daily Mail» воссоздал маршрут армии Эльфинстоуна. Он посетил также село Гандамак. «Видите ли вы какое-нибудь сходство между тогдашней войной и операциями НАТО?» — на такой вопрос члены советов старейшин отвечают: «Для нас это совершенно то же самое. Чужие снова пришли сюда, чтобы обделывать свои дела».

Судьба героев

Победоносный Акбар Хан долго не пользовался репутацией разгромщика красных мундиров: в 1846 году он был отравлен, вероятно, по приказу своего отца, который опасался амбиций сына. Леди Сейл прожила почти год в плену. Выпущена, следовала за своим мужем в походах в Индии, и её мемуары стали бестселлером. Генерал Эльфинстоун умер после нескольких месяцев в плену, неизвестно, где он был похоронен. Доктор Брайдон умер дома в 1873 году, его могила находится на шотландском кладбище в Розмарки. Много дней после его смерти, английские газеты печатали некрологи последнего солдата армии Эльфинстоуна.

Пастор Глейг, прикомандированный к армии Инда, который во время отступления попал в плен, так вспоминал войну: «Она была развязана из-за глупых мотивов, проводилась со странной смесью дикости и неосторожности. А закончилась катастрофой, бесславно, как для правительства, которое её начало, так и для солдат, которые там воевали».

Для афганцев 1842 год стал символом победы. Память о вторжении «красных мундиров» живёт среди них. Доказательством пусть будет сообщение офицера британской механизированной бригады, которая в ноябре 2001 года заняла одну из деревень под Кабулом: «Нашей задачей было убедить старейшин, что у нас дружественные намерения. Мы не хотели, чтобы нас принимали за русских. Мы британцы — сказали мы. Переводчик даже не окончил переводить, когда над нашими головами засвистели пули. Старший афганец, стреляя из-за забора, кричал: "Проклятые англичане! Вы сожгли наш базар!" Немного погодя мы однако встретились. Тогда я спросил старейшин, знают ли они точно, кто сжёг их базар, и заверил, что он будет наказан. Вспыхнула оживленная дискуссия. Через некоторое время смущённый сардар ответил: "Это было очень давно, а те, кто это сделал, носили красные мундиры"».

'Polityka.pl', Польша